Сидни Чемберс и кошмары ночи - Страница 65

— Неужели?

— После матча Диккенс постоянно в него играет.

— Правда? — Сидни недоумевал, как мог проглядеть важную улику, которая все время была у него на виду. Наверное, размышлял над другими проблемами. Невероятно! Разве можно быть таким глупым?

— Однажды я бросил его, пес побежал за ним, а потом просил, чтобы я повторял это снова и снова. Какое-то время я шел у него на поводу, а потом надоело. Диккенс же живет в вечном настоящем — никогда не теряет энтузиазма.

— Когда вы бросили в первый раз?

— В день игры.

— А как он у вас оказался?

Леонард сложил «Черч таймс», поняв, что пока не закончится допрос, его не оставят в покое и не позволят дочитать статью.

— Не знаю, Сидни. Право, не помню. Видимо, был в пасти у Диккенса.

— А он его откуда взял?

— Наверное, дал Эндрю Редмонд, чтобы пес перестал уминать сандвичи, которые приготовила его сестра.

— Эндрю Редмонд!

— С тех пор мяч лежит у Диккенса в корзине. Неужели не замечали?

— Может, закатился под одеяло? Вероятно, миссис Магуайер…

— Не говорите чепухи! Она близко не подходит к его корзине.

— Но почему мне никто не сказал? Не исключено, что мяч — важная улика.

— А я откуда знал?

— Кюре, помешанный на убийствах в романах Достоевского, должен был прийти к выводу, что мяч мог послужить орудием преступления.

— Обслюнявленный псом мяч? — вздохнул Леонард. — Если честно, Сидни, трудно себе такое представить.

— Он совсем не слюнявый.

— Не смешите меня. Еще немного, и вы обвините в убийстве Диккенса.

— Не обвиню. Но и смешного ничего не вижу. Улики повсюду вокруг нас.

Леонард взял газету, кружку с чаем и поднялся из-за стола.

— Должен ли я понимать так, что любая информация, попадающая в этот дом, любое слово, сказанное всерьез или в шутку, все, что подбирает и таскает в пасти Диккенс, должно расцениваться как улики и ключ к разгадке очередной тайны, занимающей все ваше существование?

Сидни отнес крикетный мяч Дереку Джарвису и с разочарованием узнал, что хотя в шве и обнаружилось немного таллия, его было явно недостаточно, чтобы убить человека, и его версия, будто мяч напитали ядом, оказалась ложной.

— Признаю, идея оригинальная, — произнес коронер. — Но яд пришлось бы постоянно добавлять. И если злоумышленник не прятал таллий где-то в форме…

— Я предположил, что он пропитал им форменные брюки и, когда делал вид, будто полирует мяч и тер его о ткань, на самом деле добавлял яд.

— Нет, Сидни. Если бы игрок нанес на брюки такое количество таллия, они бы просто разъехались по швам. Да, можно пропитать мяч ядом перед игрой и добавить еще в перерыве, однако смертельной дозы все равно не получится. Надо искать нечто другое, действующее так же медленно и вводимое в организм в течение более длительного периода времени. Может, злоумышленником был кто-нибудь из семьи самого Али?

— Их семья очень дружная.

— Кто ухаживал за Али в последние дни перед смертью?

— Его подружка Энни.

— В таком случае необходимо выяснить, что конкретно она ему давала.

— Мне кажется, она только заваривала чай и сидела рядом с постелью.

— Тогда принесите мне этот чай. Я должен иметь образцы всего, что конкретно Али употреблял внутрь.

— Вы полагаете, что Энни могла случайно отравить его?

— Или намеренно.

— Не верю!

— Давайте работать по порядку: сначала выясним, чем отравился мистер Али, затем — каким способом яд попал к нему внутрь. И только после этого можно начинать искать убийцу. Предупреждаю: очень непростое занятие.

— Вряд ли Энни имела к убийству какое-то отношение.

— Необходимо учитывать все возможности.

— Но только не эту!

— Тогда докажите обратное.

— И докажу, Дерек. Пусть это будет последнее, что я совершу на этом свете.

— Не говорите так, Сидни. Никогда не шутите подобными вещами.

— Я не шучу — серьезен, как никогда в жизни.

Сидни угнетала мысль, что Энни могла случайно отравить своего возлюбленного. И в еще большее отчаяние повергала возможность другого: неужели человеческое падение так велико, что сестра и брат не только сговорились покончить с молодым индийцем, но решили свалить вину на дочь и племянницу?

Как же можно сотворить такое: безжалостно вмешаться в будущее находящейся на их попечении девушки и сломать ей жизнь? И оправдывать свои поступки тем, что действуют ей же во благо. Сидни представлял, что они скажут, чтобы обелить себя: они в ответе за семью и были вынуждены пойти на крайние меры для спасения репутации Энни и обеспечения ее социального положения и финансового будущего. Добавят, мол, не могли поступить иначе — действовали в ответ на протест девушки.

Подлая ложь! А ведь их поступки определялись корыстью, невежественностью, предрассудками и злобой. Их эгоизм был выше всякого понимания, и Сидни испытывал то отчаяние, то ярость. В данном деле не было ничего обнадеживающего, и опасения Сидни только возросли после его последнего визита в индийский ресторан. В последнюю неделю жизни Зафар Али не пил ничего, кроме чая.

— Энни сама приносила, — подтвердил Васим.

— Могу я взглянуть на пачку, которую она принесла?

— В ней почти ничего не осталось.

— Другие члены семьи не заболели?

— Нет. Но я вам уже говорил, мы пьем, как правило, «Дарджилинг». Это Зафар предпочитал «Эрл Грей».

— Он пользовался своим заварочным чайником?