— У меня свои заботы, — твердо ответил Сидни. — Но признаю, что у духовенства есть свои преимущества.
— И немалое из них — общество вашей очаровательной гостьи.
Сидни решил, что настала пора объяснить:
— Миссис Стантон — пианистка, и профессор Ричардс любезно согласился предоставить ей свое помещение, чтобы она поупражнялась в игре.
— Я слышал, он съехал в колледж Святого Петра. Завидую, я бы тоже не отказался.
Хильдегарда встревожилась:
— Надеюсь, я не доставлю вам неудобств?
— Ни в коей мере. Мы с профессором Ричардсом много спорили о взаимоотношениях музыки и математики.
— Они близки друг другу, — заметила Хильдегарда.
— Мы говорили об общих законах, повторяющихся конструкциях и нумерологических сходствах. Но вам, наверное, неинтересна моя болтовня. Буду ждать возможности услышать вашу игру.
— Я не настолько талантлива, как профессор Ричардс.
— Может, и так, но я подозреваю, что вы скромничаете. Однако даже если вы правы, то, несомненно, с лихвой компенсируете меньшее мастерство своим очарованием. — Кейд приподнял шляпу.
Сидни проводил Хильдегарду в привратницкую и объяснил, как они условились с Орландо Ричардсом. Следующие несколько дней она занимается по два часа утром и днем, а Сидни забирает ее в обеденное время. Главный привратник, Билл Бигри, помрачнел, узнав, что должен впускать женщину, тем более немку, в колледж и она будет там свободно разгуливать. Но после того, как он с ней поговорил, его страхи рассеялись. А Сидни заверил его, что он сможет наслаждаться звуком прелюдий и фуг, которые будут доноситься из комнаты в юго-восточном углу Нового двора.
Он радовался, что музыкальные упражнения Хильдегарды оставляют ему время для выполнения своих обязанностей, но не лишают удовольствия обедать и ужинать в ее обществе. Сидни был уверен, что присутствие Хильдегарды способно скрасить покаянные дни Великого поста.
Однако эти надежды оказались несбыточными и длились недолго. На следующее утро упражнения Хильдегарды были прерваны криками служительницы Дорис Арнольд, которая убиралась в комнатах. Она обнаружила в ванной труп Адама Кейда, младшего казначея и научного сотрудника математического отделения колледжа.
Услышав об этой безвременной кончине, Сидни не только искренне расстроился, но и забеспокоился, как эту новость воспримет Хильдегарда. Молился, чтобы в смерти доктора Кейда не было ничего подозрительного. Не хватало еще заниматься расследованием в то время, как Хильдегарда гостит в Кембридже.
Доктор Майкл Робинсон назвал причину смерти — сердечная недостаточность. Это было странно, поскольку Адам Кейд недавно отмечал свое тридцатипятилетие.
— Не слишком ли он был молод для этого? — поинтересовался Сидни.
— Он был чрезмерно взвинчен и, как мне говорили, имел обыкновение работать по ночам. Постоянно в заботах, а ванну принимал утром, чтобы хоть как-то расслабиться.
— Вы не видите в его смерти ничего необычного?
— Нет, каноник Чемберс, ничего. Печально, что Адам Кейд утонул во время сердечного приступа, но ничего необычного я в этом не вижу. Смерть — наш общий удел, и иногда людям не везет. У покойного было слабое сердце. Он жил один и не мог позвать на помощь.
— Вы хотите сказать, что если бы он находился не в ванне, то мог бы выжить?
— Не исключено.
— Но он так хорошо выглядел, — заметила Хильдегарда.
— Бывают случаи, когда это ничего не означает, — отозвался врач.
Хильдегарда была не в настроении продолжать занятия музыкой, и Сидни предложил ей вернуться домой и прилечь отдохнуть. Однако там ее встретил Чарли Кроуфорд и тут же разразился речью.
Профессор Тодд намекал, что сердце доктора Кейда не выдержало из-за того, что он был лишен возможности размеренно трудиться. Стресс, вызванный заменой проводки в колледже, стоимость работ и нехватка времени для выполнения собственных обязанностей имели фатальный исход. Постоянные жалобы рабочих оказывали давление на младшего казначея, поэтому в порядке вещей анализ событий, предшествующих его смерти.
— Известное дело: они попытаются все свалить на меня. У человека случился сердечный приступ, а затем он захлебнулся и утонул. Моей вины нет.
— Они уж постараются что-нибудь найти, — подлила масла в огонь сестра. — Только и ищут причину, как бы от тебя избавиться.
— Меня поддержит главный привратник.
— Этого может оказаться недостаточным.
— Если хотите, я попрошу Сидни, — предложила Хильдегарда. — Не сомневаюсь, он скажет свое слово.
— Кто станет слушать священника? Я знаю одно: Тодд имеет на меня зуб.
— За что?
— Сами мухлевали с бумажками.
Хильдегарда сделала удивленное лицо:
— Не понимаю, о чем вы?
— Оба запускали руки в университетскую казну. На рабочих катили бочку, а сами тащили, сколько могли. У них один закон для себя, другой для нас.
— Они знали, что вы так считали, мистер Кроуфорд?
— Я постоянно им об этом твердил.
— И что они отвечали?
— Мол, что если мне что-нибудь не нравится, я могу убираться и искать работу в другом месте.
— Почему же вы не ушли?
— Они мне очень много задолжали за прошлые работы. Если бы я уволился, то не смог бы получить деньги иначе как через суд. А там уж бог знает, как повернется. Мой старик имел дело с законом — бодался столько времени, жизни не хватит.
— Сейчас в этом нет необходимости, — добавила его сестра.