Сидни Чемберс и кошмары ночи - Страница 25

К оглавлению

— Я не знаком с таксидермией. Вы специализируетесь на каких-то определенных видах животных?

— На птицах, — ответил Бенсон.

— Почему?

— Они красиво умирают…

— Не знал.

— Падают на спину, свернув голову набок, и получается форма сердца. Я стараюсь увековечить их красоту.

Сидни вспомнил фотографа Дэниела Мардена, мечтавшего продлить мгновение до вечности.

— Некоторым животным суждено исчезнуть. Вот в чем смысл моего ремесла, каноник Чемберс. Хохлатую пеганку в последний раз видели в 1916 году, медососа с острова Лейсон в 1923-м, кубинского попугая ара в 1864-м. Благодаря таксидермии мы знаем, как они выглядели.

— А как насчет совы?

— Я не убивал сову, каноник Чемберс. Птица умирала, а я ждал ее конца.

— В таком случае зачем вы носите ружье?

— Закон разрешает владельцам лицензии на оружие отстреливать хищников и вредителей. Кроме того, я ношу его для собственной защиты. Люди с подозрением относятся к моим прогулкам. Мне уже угрожали.

— В связи с чем?

— Многим кажется, будто меня интересует не дикая природа, а они сами.

— Вы говорите о влюбленных парочках?

— Я же сказал, что мне приходилось выслушивать угрозы, и теперь часто оставляю дома бинокль, потому что он вызывает еще больше подозрений.

— Но вы все-таки бродите в сумерках?

— Это лучшее время искать то, что мне нужно для работы. И еще: я ценю свободу.

Сидни заметил, что, кроме брошюр по таксидермии и прайс-листов на чучела, на столе лежал экземпляр журнала «Салтри». Уж в нем-то нет никаких мертвых птиц.

— Вы хорошо знакомы с Дэниелом Марденом? — спросил он.

— Марден делает фотографии для моей брошюры. Причем высокопрофессионально.

— Он ваш друг?

— Я бы не назвал его так, но у нас общие интересы.

— Например?

— Почему я должен перед вами отчитываться?

— Входит в эти интересы фотографирование юных девушек?

— В женской красоте нет ничего дурного.

— Я не утверждаю, что есть, но не говорил «женской», а сказал бы «юных девушек».

— Вряд ли вы в этом разбираетесь, каноник Чемберс.

— Верно, — раздраженно произнес Сидни и продолжил: — Не имеет ли это связи с идеей быстротечности времени? Животные застыли в одном вечно длящемся мгновении. Не играет ли фотография такую же роль? Вы видите нечто прекрасное и хотите сохранить?

Бенсон усмехнулся:

— Угадали.

— Вы взяли верх над разложением и распадом, любите красоту. У вас есть дети?

— Нет.

— Я провел много часов в беседах с родителями, которые никак не могут смириться с мыслью, что их отпрыски выросли, стали взрослыми и больше им не подвластны. Они бы, наверное, хотели, чтобы дети навсегда остались маленькими.

— Вероятно.

— Вы знакомы с Абигайл Редмонд?

— Кто она?

— У ее приятеля «Триумф-Роудстер». Она была с ним, когда мы с вами впервые встретились, и я решил, будто вы подстрелили сову.

— Ах, эта! Прекрасно известна. Постоянно обвиняет меня, что я ее преследую, хотя мы просто ходим в одну сторону. Она к бензоколонке, я к себе в мастерскую. Естественно, что мы частенько сталкиваемся.

— Согласен.

— Я пытался поговорить с ней, но ей взбрело в голову, что я готов на нее накинуться.

— А вы не хотели?

— Конечно, нет!

— Прошу прощения, — примирительно промолвил Сидни. — Я не знаком с вашими обстоятельствами.

— Особенно не с чем знакомиться. Я не самый легкий из людей.

— Наверное, проводите много времени наедине с собой? Наблюдаете, затаившись в лесу?

— На это требуется терпение.

— Глаз стал острым и способен различить признаки жизни и движения?

— Что вы хотите сказать?

— Поскольку живете близко от бензоколонки, хочу спросить, что вы делали в тот вечер, когда произошел пожар? Вы видели огонь?

— Прекрасно видел, но только после того, как дом запылал. — Бенсон немного помялся и посмотрел на священника: — Вы намекаете, что поджог совершил я? У Мардена висела лучшая из моих оленьих голов, и я ему уже заплатил за мой следующий каталог. С какой стати мне понадобилось бы уничтожать его жилье?

— Я этого не утверждал.

— Странная у вас манера разговаривать, каноник Чемберс.

— Напрасно я вам докучал.

— Да, — кивнул Марден, надел очки и зажег паяльную лампу, готовясь обжечь голову крокодила.

В этом человеке не было ничего привлекательного: он не следил за своей внешностью, и его не заботило, какое впечатление он производит на окружающих. А интересовали только животные и юные девушки.

Направляясь к выходу, Сидни прошел мимо сидящей на лугу очковой каравайки, размещенной вместе с лугом в прямоугольном коробе. Далее следовали панорамы с участием морских птиц: тупик, гагарка, кайра и краснозобая гагара. От этого выставленного напоказ безжизненного сборища Сидни пришел в уныние. Но хотя бы его собака бурлила энергией, и ее безграничный энтузиазм поддерживал хозяина. Диккенс тщательно обнюхал низенький столик с африканским серым попугаем.

При виде этой картины Сидни вспомнил одну из своих самых любимых историй. Однажды приятель рассказал ему о похоронах дяди. Его тетя настояла, чтобы среди скорбящих был и любимый попугай ее мужа. Но когда гроб незабвенного хозяина после службы стали выносить из церкви, птица завопила во все горло: «Вставай! Подъем!»

На следующее утро Сидни поддался странному капризу: покупая «Таймс», снял с полки экземпляр журнала «Салтри» и положил рядом с газетой.