Сидни Чемберс и кошмары ночи - Страница 23

Сидни не сомневался, что даже если Мардену больше нечего добавить по делу о пожаре, из него можно вытрясти десяток-другой недурных историй, что само по себе любопытно. Не исключено, что во время работы в Голливуде он встречался с такими кумирами Сидни и героями джаза, как Юби Блейк и Нобл Сиссл. Сидни вспомнил Бенни Гудмана в «Отеле “Голливуд”», Беси Смит в «Сент-Луис блюз», Фэтса Уоллера в «Дождливой погоде» и даже «Дули» Уилсона в «Касабланке».

Дело было после полудня в понедельник, в начале сентября. Марден обрадовался возможности предаться воспоминаниям, но он не удостоился чести встретиться с легендарными джазовыми исполнителями, о которых жаждал услышать его гость.

— Боюсь, каноник Чемберс, что большинство из них пришли в кинематограф после меня. Я из плеяды тех, кто снимал немые фильмы. Звуковое кино меня угробило, как и многих других.

— Но вы же наблюдали его рождение!

— Разумеется. Однако нам слова были не нужны. Если посмотрите самый знаменитый из фильмов, которые я снимал, то поймете, что мы раскрывали содержание визуальными приемами. Заставки старались использовать как можно реже. В фильме Фридриха-Вильгельма Мурнау «Последний человек» есть единственный титр — это слово «Конец». Он считал, что все должна объяснять картинка. «Довольно слов!» — таков был наш девиз. Мы хотели, чтобы зрители смотрели ленту как сон или воспоминание. Воздействовать на только что открытый участок мозга. И были в этом отношении бескомпромиссны.

— Как назывался фильм? — спросил Сидни.

— «Восход солнца». О мужчине, который задумал убить жену. Но не убил. Действие происходит на озере. Тема картины — прощение. Мы использовали все черты сна: скачки вперед и назад, наложение изображений, комбинированные съемки, иллюзии, многократную экспозицию.

— Интересно было бы посмотреть.

— Сохранившаяся копия не очень хорошего качества. Пришлось делать печать с нового негатива, поэтому изображение не такое резкое, каким его видели первые зрители. Черное превратилось в серое, на звуковой дорожке посторонние шумы.

— Жаль.

— Но посмотреть все равно следует. Сразу поймете, что это шедевр.

— А что вы делали позднее?

— Взялся за режиссуру, хотя мне было далеко до Мурнау. А вскоре возникли проблемы.

— Вам вовсе не обязательно рассказывать, если неприятно.

— Обычная история. Работа пошла не так, как я планировал. Страсть к возлиянию и юным старлеткам завладела мной, и я оказался в самолете по пути домой.

— Вы храните свои старые фильмы?

— Не здесь. Если я их смотрю, у меня развивается депрессия. Они лежат в лаборатории, где были обработаны.

— В день пожара вы везли в Лондон какие-то коробки…

— Откуда вы узнали?

— Гари Белл сказал.

— Вот как? В них были пробы материала фильма, который я так и не доделал.

— И что же это за фильм?

— Я задумал создать новую версию «Весны священной» Стравинского. Люди решили, будто я свихнулся. Ролик длится всего полчаса, поэтому коммерческого успеха ему было не видать, если только я не напихал бы чего-нибудь в середину. У меня была прекрасная балерина по имени Наташа. Наполовину русская. Очень бледная, удивительно тонкая девушка. Широкоскулая, с потрясающими черными глазами… Но закончились деньги, и мне пришлось возвращаться в Англию. Мы обзавелись домом рядом с четой Оливье и притворялись, будто у нас все хорошо. Я воображал, что все еще в игре, но затем Эмма сделала свой ход, и я отрезвел. — Марден налил себе виски.

— Сделала свой ход?

— Я неожиданно вернулся домой и застал ее с мужчиной. Могли хотя бы как-то законспирироваться, но у Эммы никогда не хватало воображения. Тим был ее первым мужчиной, но Эмма тогда посчитала его недостаточно эффектным и стала искать себе более подходящую партию. Выбрала меня, однако я не оправдал ее ожиданий. А Тим упорно работал и превратился в приятного, принципиального и вполне успешного брокера.

— Ваш отъезд из Лос-Анджелеса никак не связан с юными девушками вроде Наташи?

— Считается, что бы ни случилось, в деле непременно замешаны женщины. Девушка была, но что бы обо мне ни судачили, я ничего дурного не совершал. Был для нее больше наставником, отцом. А люди сделали иные выводы, и ей, чтобы спасти карьеру, пришлось послать меня подальше.

— И потом никого не было?

— Я же не полный неудачник, каноник Чемберс. Однако после Эммы — ничего серьезного. С тех пор как она умерла — это был несчастный случай в бассейне приятеля, — я живу у родителей. И до сих пор у них. Полюбуйтесь: вот он я — в квартире своей покойной матери и без пенни в кармане.

— Значит, выплата по страховке вам кстати?

— Да. Но это не означает, что поджог совершил я.

— Разумеется.

— В момент пожара я находился в Лондоне.

— Да, — кивнул Сидни. — Полиция говорила с Гари Беллом по поводу канистры из-под бензина, однако я не представляю, чтобы он имел что-то против вас.

— И вы правы. Скорее против меня может быть настроен такой человек, как Джером Бенсон.

— Почему?

Марден закурил еще одну сигару.

— Он хотел посмотреть, как я фотографирую девушек.

— А вы ему не разрешили?

— Конечно, нет. Я должен быть осмотрительным и не позволять никому пялиться на моих моделей.

— Девушки, которых вы фотографируете, еще совсем юные?

— Должны быть не моложе шестнадцати, — вспыхнул Марден. — Хотя в наше время они рано развиваются. Но где-то так.