Было заметно, что, говоря на темы, его интересующие, Дэниел еще способен увлечься и оживиться, но возраст и неудавшаяся карьера накладывали неизбежный отпечаток на внешность, и его лишенное эмоций лицо выражало лишь отказ от борьбы и покорность судьбе. Щеки словно обвисали, губы превращались в застывшую щель, взгляд становился отрешенным. Человек будто мог себя включать и выключать.
Дэниел объяснил, что ездил в Лондон фотографировать на свадьбе на общественных началах, однако Сидни заподозрил, что жених оказал своему знакомому услугу, наняв его за деньги.
— Приходится скрепя сердце желать им счастья, хотя в половине случаев очевидно, что брак обречен. Не сомневаюсь, каноник Чемберс, вам это тоже знакомо. Смотрите в храме на невесту и думаете: «Вот идет очередная овечка на заклание».
— Я надеюсь этого избегать и старательно готовлю пары к супружеству.
— А сами не женаты! — воскликнул фотограф. — Наверное, столько всего насмотрелись, что оттягиваете женитьбу.
— Не совсем так.
— Меня всегда удивляло, как родители стараются разодеть своих дочерей, всех этих дебютанток. «Любовь на продажу». Я недурно зарабатывал на них, фотографируя и помещая снимки в «Кантри лайф». Теперь их совсем не так много, хотя однажды мне пришлось снимать вашу подругу мисс Кендалл.
— Откуда вам известно, что мы с ней знакомы?
— Каноник Чемберс, это все знают! Она из тех светских львиц, у которых слабость к священникам.
— Хотите сказать, больше чем к одному?
— Многие знакомые стремятся заполучить в друзья викария, чтобы, если потребуется, он помог им выпутаться из передряги. Разумная страховка.
— Кстати, о страховке…
— Получается, что я тоже сорвал куш, — быстро произнес Дэниел Марден. — Мне причитается кругленькая сумма. Хорошо бы все на радостях не прокутить.
— Это деньги на приобретение оборудования взамен утерянного?
Фотограф кивнул.
— Но у меня есть иные соображения по поводу остатка жизни.
— Не хотите начинать сначала?
— Я собирался все бросить, впрочем, в нашей профессии не выбирают. Человек понимает, что остался без работы, когда перестает звонить телефон. Голливуд — это что-то в другой жизни.
Сидни попробовал зайти с другой стороны:
— А зачем вы сняли этот дом?
— Место здесь так себе, строение совсем разваливалось, но в нем очень удачный естественный свет — окна выходят на юг, и их можно занавесить марлей.
— Я считал, что фотографам требуется темная комната.
— Всю обработку я выполнял тут, в квартире — в ванной и в свободной комнате.
— Я собирался спросить о вашей семье. — Сидни считал, что знает, каково семейное положение Дэниела Мардена, но хотел услышать объяснения из его уст.
— У вас повышенный интерес к моей жизни. Я исключение или таков удел всех ваших прихожан?
— Я стараюсь быть каждому полезным. Это часть моей работы.
— Кое-кто может решить, что вы суете нос не в свое дело.
— Таковы издержки моей профессии.
— Все зависит от того, какую профессию вы имеете в виду.
— Я священник.
— И по совместительству детектив, как я слышал. Об этом многие судачат.
— Надеюсь, одно не противоречит другому.
— Не уверен, но с готовностью расскажу о своей семье. Она немногочисленна: у меня есть сын, который живет во Франции. Но мы с ним не общаемся.
— Печально слышать.
— У меня с ним разногласия.
— А его мать?
— Умерла, но до этого успела развестись со мной. Неприятная история.
— Сочувствую.
— Ничего не поделаешь.
Сидни понимал, что пора уходить.
— Вы упомянули, что хотели бросить свое ремесло. Интересно, чем бы вы стали заниматься, кроме фотографии?
— Собирался попытаться начать рисовать. Меня всегда к этому тянуло, хотя фотография — дело более прибыльное.
— Живопись — более медленный процесс?
— А время скоротечно, вы это хотите сказать? Подчас невозможно осознать его ход. Все, что в наших силах, — ухватить отдельный момент и тщательно изучить его: например, как падает свет из окна. Сгоревший дом прекрасно для этого подходил. Можно было целыми днями наблюдать за светом.
— Вы это хотели рисовать?
— Мечтал поймать красоту — обнаружить покой в сердце движения, — ответил Дэниел Марден.
— И, полагаю, юность?
— Разумеется. Розу до того, как распустился цветок. Когда раскрываются лепестки — это уже преддверие увядания. Я люблю фотографировать обещание — миг до того, как на свет является красота во всем своем великолепии. Затем возникает предвкушение, драма. Кажется, я утомил вас, каноник Чемберс.
— Отнюдь. Вы говорите с таким энтузиазмом, что я никак не могу взять в толк, почему вы хотите бросить свое занятие.
— Не уверен, что люди способны оценить то, что я пытаюсь запечатлеть. И, разумеется, как всякого художника, меня одолевают сомнения. Не говоря уже о противоречии между тем, что хочется делать, и тем, что приходится делать ради пропитания.
— Это разные вещи?
— Иногда, каноник Чемберс, приходится торговать собой, чтобы заработать на жизнь. Врачу и даже священнику легче сохранять целостность. Люди постоянно болеют и постоянно умирают, поэтому они всегда обеспечены работой. А кому нужен фотограф?
— У вас сгорело все? — спросил Сидни.
— Осталась «лейка», которую я брал на съемку свадьбы. И еще захватил с собой повседневный аппарат — миниатюрный «минокс». Я с ним экспериментировал.