— Не сомневаюсь, — отозвался Китинг. — Но какими? Хотя не следует говорить об этом здесь.
— Нас никто не слышит.
— Помещение может прослушиваться.
— «Орел»? Если бы тут прослушивали, вы бы об этом знали.
— Вероятно. Хотя вы удивитесь, если я скажу, сколько всего мне неизвестно.
— Кроме нас, здесь никого нет, — продолжил священник. — Мы как будто у себя дома.
— Говорите тише и, если собираетесь выдвигать какие-то версии, не называйте имен.
— В том, что я собираюсь сказать, не будет ничего неосмотрительного.
— Я бы не проявлял такой уверенности. Как вы полагаете, на чьей стороне интересующий нас человек?
— Это ключевой вопрос. Предположим, жертва и, раз мы сидим в таком птичьем заведении, назовем ее Соколом, работала на нашу разведку. Двое других — присвоим им имена Сарыч и Кречет…
— Вы полагаете, они действовали сообща?
— Судя по всему, да. Кречет явно влюблен в Сарыча.
— Неужели?
— Кречет горит желанием произвести впечатление, сблизиться и симулирует головокружение. Сокол перевешивается через парапет, чтобы стравить ему больше веревки. И в момент, когда он наиболее уязвим и может потерять равновесие, Сарыч толкает его. Затем бежит к двери на винтовую лестницу и открывает ключом, который изготовил со слепка, сделанного во время предыдущего посещения крыши.
— А Кречет остается висеть на веревке, чтобы все выглядело как несчастный случай?
— Не только за этим. Его должны допрашивать, он должен оказаться в центре расследования, пока его сообщник получает время, чтобы ускользнуть. Это он похищает бумаги директора колледжа и не исключено, что в настоящий момент находится рядом с Сарычом. Думаю, они отнюдь не дома, как утверждает сэр Джайлз. Они либо в Берлине, либо в Москве.
— Следовательно, вы считаете, что они работают на КГБ?
— Не обязательно.
— Вот как?
— Кто за мной следил? Почему хотели от меня избавиться? Ведь это были не ваши люди?
— Нет.
— И еще: почему не довели дело до конца и не убили? Профессионалу это не составило бы труда. Избавиться от меня легко.
— Боюсь, вы правы.
— Значит, это была демонстрация. Меня убеждали, что я в опасности. Хотели, чтобы наше расследование казалось очень рискованным.
— Кому это могло понадобиться?
— Разумеется, нашим. — Сидни колебался. — Я могу ошибаться, но давайте представим, что все события заранее спланировали. Был составлен заговор, в котором намеревались пожертвовать жизнью Сокола. Тот знал, что умирает, так почему бы ему не умереть на благо своей страны? Такова была его последняя миссия.
— Продолжайте.
— Ловушку расставил тот, кто стоит во главе колледжа. Директор затеял двойную игру.
— То есть наши люди — двойные агенты?
— Русские считают, что парни убили одного из лучших вербовщиков, когда-либо работавших на секретной службе, и теперь у них в руках досье на всех университетских, кто сотрудничает с разведкой.
— Пропавшие бумаги директора…
— Хотя, конечно, эти документы — чистейшая липа.
— Противник может вполне дознаться. Не кажется ли вам, что это слишком примитивный ход? О Соколе было известно, что он устраивал своим рекрутам пару эксцентричных испытаний. Поэтому все закрывали глаза на его ночные восхождения и никто не спешил привлекать полицию. Но если все это ловушка, чтобы обмануть КГБ, значит, в Кембридже работает русский агент. И этот человек завербовал обоих парней, которые в ночь трагедии побывали на крыше часовни.
— Вероятно.
— И мы не знаем, кто этот человек?
— Пока не знаем.
Инспектор Китинг отпил пива и отодвинулся со стулом от огня.
— Мне никогда не рассказывали открыто обо всех этих шпионских делах, но даже такая запутанность представляется слишком прямолинейной. Вам не кажется, что наши хищные птички могут быть тройными агентами?
— Завербованы КГБ, перевербованы секретной разведывательной службой, но только притворялись, будто работают на нее, а сами сохраняли верность Москве.
— Дурили нас под нашим контролем?
— Но какая им от этого выгода?
— Безопасный проезд в СССР за счет британского налогоплательщика.
— Что ж, возможный вариант.
Китинг посмотрел в свою записную книжку.
— Моя официальная задача предельно ясна: требуется определить, сорвался ли Сокол с часовни по неосторожности или его убили. Вот абсолютно ясная трактовка событий: безрассудный авантюрист приглашает с собой двух студентов, лезет на часовню Королевского колледжа в снежную, ветреную ночь, падает и разбивается.
— Уверен, университет хотел бы, чтобы вы все именно так и воспринимали.
— Как-то не вяжется, Сидни.
— Но какова альтернатива? Полномасштабное расследование деятельности британской секретной службы?
— Вы предлагаете мне закрыть на все глаза? — усмехнулся Китинг.
— Подобное нередко происходит. Неудобную правду лучше похоронить. Не задавайте о джентльмене лишних вопросов — и не разочаруетесь.
— Это то, что делает нас британцами?
— Это наше лицо в мире, — произнес Сидни. — Многие из нас культурные, обаятельные, искренние люди. Другие научились не гнушаться утонченным обманом. Вот почему за рубежом нас считают загадкой. Граница между джентльменом и убийцей порой эфемерна.
Китинг допил пиво.
— Насколько же проще иметь дело с откровенными разбойниками, — заметил он. — Они, по крайней мере, ничего не изображают.